Порылся в архивах и выяснил, что про свой день Х у меня не сохранилось почти никаких записей. Даже все мои письма до 10 августа 2006 года таинственным образом исчезли. Это, пожалуй, печально и необходимо исправить. Приступим.
День Х - это 4 марта 2006 года. Записей от того числа у меня ровно две: http://busidoremikle.livejournal.com/5374.html и http://busidoremikle.livejournal.com/5514.html . Есть ещё запись, написанная непосредственно перед тем: http://busidoremikle.livejournal.com/5010.html Из неё мы узнаём, что непосредственно перед этим я слушал фортепианные сонаты Моцарта в исполнении Mitsuko Uchida. Так что, честно говоря, неудивительно, что после этого небеса меня так по башке шарахнули положительно
Чтобы объяснить, что же произошло, сделаю небольшой экскурс в собственную историю. Сочинять музыку я начал лет, наверное, в 8-9. Писал всякие соль мажорные маршики и ля минорные вальсики, всё как обычно. Потом мне дали по фортепиано играть пьесу "Раскаяние" Прокофьева, которого я обожал больше всех других композиторов. Это мне лет 10-11 было, думаю. И вот играю я эту пьесу в очередной раз и застреваю на волшебных гармониях в конце. В этот момент случилось что-то странное и необъяснимое. Я играл эти гармонии отдельно, раз, другой, третий, всматривался в них, вслушивался, а потом сорвался с места и начал играть совершенно безумные импровизации без всякой тональной и тематической опоры. Так в один миг я стал композитором. Сразу после этого была написана атональная пьеса "Загадка", в которой можно было бы усмотреть влияние Шёнберга, если бы я тогда хотя бы фамилию такую знал. Тогда я непостижимым образом вышел на характерные для 20 века интонации, которых мне вроде бы неоткуда было набраться. Конечно, в этом огромная заслуга моего первого учителя А.А.Тихомирова, но с другими его учениками такого почему-то не случалось.
Тут стоит отметить как минимум два момента. Первое: на сочинение музыки я вышел через импровизацию. Второе: это было где-то приблизительно в 10 с чем-то лет. Очень бы хотелось узнать точную дату, но не знаю, возможно ли. Надо будет как-нибудь порыться в старых бумажках. Почему мне важна дата? Потому что в день Х мне было без одного дня 21,5 лет, т.е. примерно в 2 раза больше. Если перед возрастом Христа со мной в третий раз случится что-то подобное, это будет уже закономерность
Многие мои юношеские импровизации записаны на кассетах, и не раз они сильно вдохновляли меня даже много лет спустя.
В принципе, когда я бросаю изучающий взгляд в своё прошлое, то может показаться, что ничего существенного не произошло. Мне казалось, что импровизировать одновременно и вокал, и партию фортепиано я научился примерно за полгода до дня Х. Но сейчас я вспоминаю, что на самом деле научился это делать ещё в самом начале работы над "Песнями Соловья", когда туда ещё входили стихи Лермонтова, даже ещё до формирования идеи о цикле, когда в романсе "Когда волнуется желтеющая нива" у меня родилось новое представление о мелодии как о чём-то непрерывно и неповторно льющемся, и там текст уже "изливается" достаточно свободно. Потом же я и вовсе придумал ставить на нотный стан текст стихов и прямо глядючи в него петь и играть. Потом эта способность была забыта надолго и лишь за полгода до дня Х воскресла вновь с новой силой. Я ставил на нотный стан сборник стихов Есенина и пел и играл все подряд без разбору. Слава Богу, у меня хватило ума записать кое-что из этого, я люблю слушать эту невероятную музыку.
Но! При всём при том сочинение нового произведения до дня Х всё же представляло что-то вроде проблемы, и начать бывало не так просто. Бывало, сижу за инструментом, передо мной чистый лист и карандаш, и ничего не могу сделать, а что пишу, уже даже в тот же день слушать не могу - гадость. "Муки творчества" это называется. После дня Х я забыл о том, что так бывает. Теперь мне порой бывает трудно продолжать и завершать начатое, но начинать - никогда, начал я могу делать хоть по 10 в день. Да и "трудно" это ни в коей мере несравнимо с тем "трудно", что бывало до.
Что же произошло? Когда в ночь с 3 на 4 марта 2006 года я лёг спать, я, естественно, не сразу принялся именно спать. У меня тогда была полоса, когда романсы рождались легко, один за другим, и я хотел ещё разок попробовать в этой волне что-нибудь сочинить - авось и ещё какой-нибудь романс на ночь глядя получится, так уже бывало раньше. И действительно, пошла и музыка, и текст, всё дальше, дальше, дальше... И чем дальше, тем прекраснее становилась музыка, и всё никак не кончалась, и дошла до такой степени прекрасного, что я испугался и остановился. Тогда я попробовал снова, какую-нибудь другую музыку - и опять всё повторилось! Музыка была совсем другая, но столь же бесконечно и фантастически прекрасно развивалась. Потом всё новые и новые потоки музыки появлялись, распускались, как цветы, и каждый летел вперёд, набирая соки, разрастаясь, превращая восторг в экстаз. Я долго не верил в реальность происходящего. Казалось, что сейчас я проснусь и всё исчезнет. Казалось, что это только сладкий сон. Мне было очень страшно засыпать - казалось, что наутро ничего этого не будет. Я до изнеможения продолжал тянуть внутри себя эти волшебные музыкальные нити. Какова же была моя радость, когда утром я узнал, что мне ничего не стоит вновь начать эту карусель, вновь в любой момент, когда мне захочется, начать новую музыку и слушать, слушать, слушать этот бесконечный поток звуков, свободный, широкий, более прекрасный, чем любая земная музыка.
Но это ещё была моя старая знакомая музыка, в начале каждой нити, по крайней мере. Когда же я вышел на улицу, я обомлел. Оказалось, что это было ещё не всё. Теперь, куда бы ни падал мой взляд, в голове начинала звучать музыка того, что я сейчас вижу. Я создавал музыку передвижением своего взгляда. Позже я мог "включать" и "выключать" это состояние, ибо оно было достаточно болезненное, и его трудно было выдерживать долго, чтобы не упасть. К примеру, когда взгляд падал на обрубленные деревья, их стволы кричали в голове так, что боль передавалась всему телу. Потом, когда я пришёл в консерваторию, я взял да и перевернул перед своими глазами обыкновенную шариковую ручку. В этот момент, кажется, сама вселенная переворачивалась в голове. В этот момент я ощутил всем своим существом тембровую трёхмерность оркестра, о которой говорил на лекциях Ю.Б.Абдоков. Это было сногсшибательное ощущение. В тот же день я с бешеной скоростью написал несколько пьес, не похожих ни на что из того, что я писал раньше. Одна из них потом вошла в "Музыку для красных клавиш", которую я потом переделал в "Колыбельную новому веку". В "Колыбельной" она третья по счёту. 1 июня я буду играть её на концерте в консерватории, кстати.
Но, опять же, что значит совсем не похожая на то, что было раньше? Скажем, вторая пьеса из той же "Колыбельной" была написана, насколько я помню, задолго до дня Х, однако нельзя сказать, чтобы они так уж отличались, они вполне органично перетекают одна в другую.
Способность слышать то, что я вижу, я для себя назвал Оком. Вот пара записей о нём из прошлого: http://www.diary.ru/~Twinsen/?comme...postid=11958877 и http://www.diary.ru/~Twinsen/?comme...postid=12123977
Собственно, с тех пор я решил посвятить жизнь тому, чтобы воплотить музыку, что я слышу, в нечто материальное и слышимое другими. И, пожалуй, только сейчас, благодаря "Бабочкам", начинаю делать некоторые успехи. Ещё было много различных мистических откровений, связанных с этим. Теория света, способность отключать мысли, теория живого звука в той или иной степени... Самый простой внешний признак музыки Ока - многопластовость, одновременность звучания сразу неисчислимого количества музыкальных пластов, нюансов... Достаточно подумать о том, как воплотить в музыке человеческую руку со всеми её неровностями, морщинками и сосудиками, чтобы представить себе, что это не одна мелодия, и не две, и не три, а некое вибрирующее поле с бесчисленным множеством деталей, пластов, перетеканий, взаимообогащений...
Похожие устремления были в эпоху модерна. Здания Гауди в Барселоне, "Весна священная" Стравинского - самые, быть может, яркие попытки передать это. И всё же в музыке это должно быть совсем по-другому, сложнее, глубже, многозначнее, таинственнее... Должно быть достигнуто то состояние, при котором ухо не может успеть различить всего, что делается, а только какие-то отдельные детали, на которые человек произвольно направит своё внимание. В этот момент засосёт где-то под ложечкой и откуда-то из подсознания возникнут воспоминания из внутриутробного периуда жизни, откуда-то оттуда, из довербального и доматериального начала всего. Этот мир зовёт и манит меня неотступно с того самого дня, и нет у меня желания большего, чем, наконец, попасть туда, сделать этот мир своим, открыть его для других, дать ему заново родиться.