Недавно обнаружил, что у всей моей музыки есть одно свойство - её просто, а иногда даже слишком просто исполнять. Развитие всегда происходит от простого к сложному, и чтобы двигаться дальше, необходимо покорять эвересты. Это касается не только композиторской, но и исполнительской техники. Высокий художественный результат - это когда возникает чувство "блин, как же он это сделал?". Я всегда старался избегать пустой виртуозности, но при этом отчего-то вовсе не стремился нащупать виртуозность художественно оправданную, видимо, не будучи слишком уверенным в том, что она вообще существует. Последнее странно, ведь достаточно лишь беглого взгляда на историю музыки, чтобы увидеть, как возрастало вместе со временем исполнительское мастерство. Не без помощи композиторов, естественно, ибо кто-то должен обеспечивать возрастающее техническое мастерство исполнителей соответствующими по сложности произведениями. Когда я учился в музыкальной школе, там были хрестоматии для того или иного класса, где специалисты старались подбирать произведения именно по этому параметру. Но я отчего-то пребывал в иллюзии, что это закончилось вместе со школой. Да, хрестоматии для какого-нибудь 23-го года обучения не найти, но это не значит, что степень сложности вдруг куда-то подевалась. Что делать, к примеру, пианисту, который уже в достаточной степени освоил Листа или скрипачу, справляющемуся с Паганини? Переходить к музыке 20 века, больше двигаться некуда. Конечно, такие авторы всё же достаточно узкоспециализированны и, прежде всего, сами были великими виртуозами своего инструмента. Но к такому уровню инструментальной техники необходимо хотя бы стремиться. Написал же Глазунов свой скрипичный концерт "по приборам" - и ничего, скрипачи на нём вырастали.
Иначе же художественный результат получается неполноценным, ибо композитор старался, писал, пыхтел, а исполнитель, скучая, легко играет это с листа. Странно, что я упорно не соглашался с этим все 5 лет учёбы в консерватории, хотя мне указывали на это каждый раз. Если покопаться, то в этом, видимо, была попытка отстаивать самостоятельность музыки, её свободу от условностей. В частности, условности любви публики к "виртуозностям", затмевающим собою суть. Условности догмата "чем сложнее, тем лучше". Условности зависимости композитора от исполнителя. Условности идеи связи искусства с историей. Но я забыл, что музыка объективно не может быть полностью свободна, поскольку играется конкретными людьми на конкретных инструментах в конкретный момент времени. Так же как и я не могу быть полностью независимым от своего тела, своего возраста и от людей, что окружают меня. И в таких случаях свобода обретается лишь в принятии объективности. Проблема здесь в том, что музыка, звучащая в голове, подобна бесплотной душе и не скована ничем, и её жалко, действительно жалко запихивать в прокрустово ложе условностей. Я научился хитрить и недовоплощать её, формируя полуживых задохликов с дородовой памятью. Это, конечно, тоже путь, ибо музыка всё же не человек, но в нём с очевидностью блестит прыть и отрава мироотрицания совсем не в библейском его смысле, ибо ставит себя выше других людей.
С другой стороны, техническая сложность - понятие расплывчатое, ибо проявляться может по-разному. Можно вспомнить слова Башмета о том, насколько сложно давались ему простые одинокие ноты "Стикса" Канчели, хотя там, на первый взгляд, нечего играть. Иногда одну ноту сыграть тяжелее, чем тысячу. Техническая сложность может вноситься самим исполнителем, ибо даже в самой простой детской пьеске можно поставить себе очень сложные задачи. Но и композитор, со своей стороны, должен участвовать в этом до конца.
Нельзя не вспомнить, что один из основополагающих критериев виртуозности - владение современными приёмами игры, многие из которых чрезвычайно трудно контролировать. И в этом смысле их использование - не мода, а историческая необходимость.
Очень удобно ориентироваться на мнение друзей и близких. Казалось бы, принёс людям радость своей музыкой - и хорошо, и что ещё нужно. Но это примерно то же самое, что профессиональный шахматист, который обыгрывает в шахматы своих родителей и получает в ответ похвалы: "Ах, какой же у нас умный мальчик!". В то время как в мире не так много человек, на которых он мог бы проверить, чего он на самом деле стоит, и все их имена известны. То же и в музыке - не имеет значения мнение людей, которые разбираются в музыке хуже, чем ты, ибо ничего не стоит их обыграть. Шахматист играет тем лучше, чем больше уже сыгранных партий хранятся у него в голове. Первые 10-15 ходов могут полностью совпадать с учебником, но если далее продолжать действовать по чужому плану, проиграешь. Проиграешь в том случае, если соперник знаком с этим планом не хуже тебя. А иначе ничто не мешает выдать чужую музыку за свою, в конце концов. В какой-нибудь глуши я бы вполне мог стать почитаемым автором "Лунной сонаты", а в городе надо мной, в лучшем случае, посмеялись бы. И поэтому — да, в мире конечное и обозримое количество специалистов, которые могут адекватно оценить то, что я делаю, но ориентироваться, кроме себя и них, в общем-то, не на кого.
Иначе же художественный результат получается неполноценным, ибо композитор старался, писал, пыхтел, а исполнитель, скучая, легко играет это с листа. Странно, что я упорно не соглашался с этим все 5 лет учёбы в консерватории, хотя мне указывали на это каждый раз. Если покопаться, то в этом, видимо, была попытка отстаивать самостоятельность музыки, её свободу от условностей. В частности, условности любви публики к "виртуозностям", затмевающим собою суть. Условности догмата "чем сложнее, тем лучше". Условности зависимости композитора от исполнителя. Условности идеи связи искусства с историей. Но я забыл, что музыка объективно не может быть полностью свободна, поскольку играется конкретными людьми на конкретных инструментах в конкретный момент времени. Так же как и я не могу быть полностью независимым от своего тела, своего возраста и от людей, что окружают меня. И в таких случаях свобода обретается лишь в принятии объективности. Проблема здесь в том, что музыка, звучащая в голове, подобна бесплотной душе и не скована ничем, и её жалко, действительно жалко запихивать в прокрустово ложе условностей. Я научился хитрить и недовоплощать её, формируя полуживых задохликов с дородовой памятью. Это, конечно, тоже путь, ибо музыка всё же не человек, но в нём с очевидностью блестит прыть и отрава мироотрицания совсем не в библейском его смысле, ибо ставит себя выше других людей.
С другой стороны, техническая сложность - понятие расплывчатое, ибо проявляться может по-разному. Можно вспомнить слова Башмета о том, насколько сложно давались ему простые одинокие ноты "Стикса" Канчели, хотя там, на первый взгляд, нечего играть. Иногда одну ноту сыграть тяжелее, чем тысячу. Техническая сложность может вноситься самим исполнителем, ибо даже в самой простой детской пьеске можно поставить себе очень сложные задачи. Но и композитор, со своей стороны, должен участвовать в этом до конца.
Нельзя не вспомнить, что один из основополагающих критериев виртуозности - владение современными приёмами игры, многие из которых чрезвычайно трудно контролировать. И в этом смысле их использование - не мода, а историческая необходимость.
Очень удобно ориентироваться на мнение друзей и близких. Казалось бы, принёс людям радость своей музыкой - и хорошо, и что ещё нужно. Но это примерно то же самое, что профессиональный шахматист, который обыгрывает в шахматы своих родителей и получает в ответ похвалы: "Ах, какой же у нас умный мальчик!". В то время как в мире не так много человек, на которых он мог бы проверить, чего он на самом деле стоит, и все их имена известны. То же и в музыке - не имеет значения мнение людей, которые разбираются в музыке хуже, чем ты, ибо ничего не стоит их обыграть. Шахматист играет тем лучше, чем больше уже сыгранных партий хранятся у него в голове. Первые 10-15 ходов могут полностью совпадать с учебником, но если далее продолжать действовать по чужому плану, проиграешь. Проиграешь в том случае, если соперник знаком с этим планом не хуже тебя. А иначе ничто не мешает выдать чужую музыку за свою, в конце концов. В какой-нибудь глуши я бы вполне мог стать почитаемым автором "Лунной сонаты", а в городе надо мной, в лучшем случае, посмеялись бы. И поэтому — да, в мире конечное и обозримое количество специалистов, которые могут адекватно оценить то, что я делаю, но ориентироваться, кроме себя и них, в общем-то, не на кого.
-
-
04.03.2009 в 10:28тебе, наверное, бывает одиноко в музыке.
-
-
04.03.2009 в 13:09оценить и слушать - очень разные процессы
-
-
05.03.2009 в 10:37-
-
05.03.2009 в 11:30так-то любой человек важен, для вас ведь всё и делается.
-
-
05.03.2009 в 23:31многие музыканты после концерта мне говорили чято их не интересует мое мнение\, а интересует только мнение коллег и преподавателей
-
-
06.03.2009 в 02:11-
-
06.03.2009 в 09:13да наверное ты прав. просто обидно.
-
-
06.03.2009 в 11:39согласен, что музыка - дело другое. поэтому мнение каждого слушателя обычно принимается слишком близко к сердцу, что может мешать. потому и появляются такие записи в дневнике.
-
-
06.03.2009 в 11:43но музыка - извини! - это в своей основе развлечение. это предназначено для всех", (я не говорю что это выполняется, но гипотетически...) это "культура", которая создает выдуманные звезды, к которым все тянутся и в среднем становятся лучше. разве нет?
-
-
06.03.2009 в 11:47-
-
06.03.2009 в 12:06но это не значит что у них похожи цели. ведь конечная цель мате=матики - это познание вселенной с тем чтобы сделать ее удобнее, и чтобы всем стало немножко лучше. любая личная духовная практика рано или поздно приходит к тому что человек начинает читать мантры или молиться за всех, чтобы всем было чутьчуть лучше.
хотя конечно мнение тех кому должно стать лучше не должно быть направляющим для него.
но оно должно значить.
-
-
06.03.2009 в 12:21-
-
06.03.2009 в 23:04-
-
06.03.2009 в 23:36-
-
06.03.2009 в 23:38но ведь и закату в горах тоже совершенно все равно как кто просветляется глядя на него
-
-
07.03.2009 в 00:11-
-
14.11.2010 в 07:151. мне все-таки кажется, что начиная с двадцатого века исполнительское мастерство никуда не растет. Да, возможно, допустим, Володось тоньше какого-нибудь Пахмана, но Горовиц, слава Богу, это, считайте, тоже начало века?
2. все время все говорят (и я вообще ни разу не слышал обратного), что-де в какой-то момент "я возвращаюсь" или, там, "я открываю для себя" кого-нибудь из таких махровых классиков. Или просто: что сложнее всего играть не 20 век, а 18. Отчасти это перекликается с тем, что Башмет сказал. Там, где технически проще сыграть, возрастает "нагрузка" на нюансы, оттенки.
3. А как быть с целым пластом минималистов? Пярт, Васкс, Гласс, Канчели тот же в определенной степени.
4. Или например. Мне не кажется, что современная фортепианная музыка в технической сложности ушла далеко вперед от Скрябина. Ну вот вообще не ушла? Да, есть всякие расстроенные рояли, набитые гвоздями, но не в технической сложности дело?
5. Дело не в усложнении, а отыскании нового? А новое необязательно более сложное?