Что же, спустя три года я вполне сжился со способностью слышать музыкой то, что видят глаза, и всё более деловито к этому подхожу. Вот нотный Moleskine себе сегодня, надеюсь, куплю, по примеру bzdmn, чтобы записывать музыкальные образы в дороге, ковать, не отходя от кассы. А то они теряются потом сразу же, не надейтеся на память человеческую...
Но вот интересно, что слышу я всё в первую очередь звуковысотами и ритмом, а остальное имеет мало значения. Двухмерная шкала - частота и время. Многие же из современных приёмов имеют размытую высоту и более выраженную шумовую составляющую. Отсюда логичный вопрос о том, нужно ли мне продолжать попытки интегрировать их в свой музыкальный язык или же двигаться в ином направлении, пытаясь всеми силами как-то зафиксировать и организовать именно эти простые по тембру звуковысоты, как это было сделано в том же недавнем элекронном этюде, где тембровая составляющая сведена к минимуму. Я ведь и в фортепианных нотах не люблю даже оттенки динамики ставить, не говоря уж о штрихах... В этом какой-то более технарский подход к звуку что ли. Потому что высота и ритм значительно проще выражаются в конкретных цифрах, в то время как громкость, не считая Штокхаузена, понятие относительное. Его же подход пересаживать на российскую землю пока не представляется возможным - никто здесь не сыграет так, чтобы эта нота была с громкостью 60, а эта с громкостью 67, разве что компьютер. Да и восприятие их всё равно останется относительным, в то время как высоту (до полутона) и тем более ритм мы различаем очень чётко. Микрохроматика, кстати, тоже во-многом шаг в неопределённость - я не могу похвастаться тем, что легко отличу на слух 1/4 тона от 1/3 тона, хотя, быть может, это вопрос тренировки. Сонорные созвучия тоже для того и применяются, чтобы созвучие не определялось на слух; неопределённость стала, можно сказать, основной эстетикой новой музыки.
Ещё одна особенность современных средств в том, что они очень выделяются и очень одинаково звучат. В силу технических особенностей. Например, мультифоников на деревянных очень мало, и большинство извлекаются только на определённой громкости. Стало быть, если я его использую, он будет точно такой же, как у других композиторов. Клапаны всегда стучат с одинаковой громкостью и высотой. Вистлы передвигаются только по обертоновому ряду и тоже всегда с одной громкостью. Столь популярные звуки дыхания и вовсе однотонны. Звуки крайних регистров тоже, как правило, очень ограничены по динамическим возможностям. Скрежет по струнам всегда скрежет. Игра смычком на различных частях инструмента звучит прекрасно, но, блин, эти части всегда издают один и тот же звук, и игра на них будет звучать одинаково, будь это Курляндский, Пучков или Лахенман. Шумовые приёмы вроде сжатия зубами трости кларнета, смещённого базинга на медных или вставления в медные деревянных тростей дают больше разнообразия, но, опять-таки, здесь трудно мечтать о чёткой высоте тона, которая мне нужна.
И получается, что при всём разнообразии средств они в большинстве своём приводят к размытию тона или к предельной узости вариантов использования. Из-за чего мои попытки влиться в мэйнстрим пока бесперспективны. Может, и ну его?
Есть, правда, сложный и риторический вопрос о том, является ли то, что я слышу в голове, действительно неким индивидуальным языком, является ли отказ от определённых средств действительно выбором, или же это просто инерция традиции, когда мозг самопроизвольно выбирает те средства, которые освоил, которые знает, к которым привык. Примерно как мысли - думаешь на русском языке и уверен, что иначе не умеешь, пока не изучил хорошенько ещё какой-нибудь язык. Только если с писательством более-менее понятно, что русскому писателю логичнее писать на русском, хотя можно быть и Набоковым, то у музыкального языка национальность выражена гораздо слабее, на то музыка и интернациональный язык, поэтому географически на этот вопрос не ответить.
Но вот интересно, что слышу я всё в первую очередь звуковысотами и ритмом, а остальное имеет мало значения. Двухмерная шкала - частота и время. Многие же из современных приёмов имеют размытую высоту и более выраженную шумовую составляющую. Отсюда логичный вопрос о том, нужно ли мне продолжать попытки интегрировать их в свой музыкальный язык или же двигаться в ином направлении, пытаясь всеми силами как-то зафиксировать и организовать именно эти простые по тембру звуковысоты, как это было сделано в том же недавнем элекронном этюде, где тембровая составляющая сведена к минимуму. Я ведь и в фортепианных нотах не люблю даже оттенки динамики ставить, не говоря уж о штрихах... В этом какой-то более технарский подход к звуку что ли. Потому что высота и ритм значительно проще выражаются в конкретных цифрах, в то время как громкость, не считая Штокхаузена, понятие относительное. Его же подход пересаживать на российскую землю пока не представляется возможным - никто здесь не сыграет так, чтобы эта нота была с громкостью 60, а эта с громкостью 67, разве что компьютер. Да и восприятие их всё равно останется относительным, в то время как высоту (до полутона) и тем более ритм мы различаем очень чётко. Микрохроматика, кстати, тоже во-многом шаг в неопределённость - я не могу похвастаться тем, что легко отличу на слух 1/4 тона от 1/3 тона, хотя, быть может, это вопрос тренировки. Сонорные созвучия тоже для того и применяются, чтобы созвучие не определялось на слух; неопределённость стала, можно сказать, основной эстетикой новой музыки.
Ещё одна особенность современных средств в том, что они очень выделяются и очень одинаково звучат. В силу технических особенностей. Например, мультифоников на деревянных очень мало, и большинство извлекаются только на определённой громкости. Стало быть, если я его использую, он будет точно такой же, как у других композиторов. Клапаны всегда стучат с одинаковой громкостью и высотой. Вистлы передвигаются только по обертоновому ряду и тоже всегда с одной громкостью. Столь популярные звуки дыхания и вовсе однотонны. Звуки крайних регистров тоже, как правило, очень ограничены по динамическим возможностям. Скрежет по струнам всегда скрежет. Игра смычком на различных частях инструмента звучит прекрасно, но, блин, эти части всегда издают один и тот же звук, и игра на них будет звучать одинаково, будь это Курляндский, Пучков или Лахенман. Шумовые приёмы вроде сжатия зубами трости кларнета, смещённого базинга на медных или вставления в медные деревянных тростей дают больше разнообразия, но, опять-таки, здесь трудно мечтать о чёткой высоте тона, которая мне нужна.
И получается, что при всём разнообразии средств они в большинстве своём приводят к размытию тона или к предельной узости вариантов использования. Из-за чего мои попытки влиться в мэйнстрим пока бесперспективны. Может, и ну его?
Есть, правда, сложный и риторический вопрос о том, является ли то, что я слышу в голове, действительно неким индивидуальным языком, является ли отказ от определённых средств действительно выбором, или же это просто инерция традиции, когда мозг самопроизвольно выбирает те средства, которые освоил, которые знает, к которым привык. Примерно как мысли - думаешь на русском языке и уверен, что иначе не умеешь, пока не изучил хорошенько ещё какой-нибудь язык. Только если с писательством более-менее понятно, что русскому писателю логичнее писать на русском, хотя можно быть и Набоковым, то у музыкального языка национальность выражена гораздо слабее, на то музыка и интернациональный язык, поэтому географически на этот вопрос не ответить.