воскресенье, 02 ноября 2008
Обнаружил среди написанных за лето эскизов-набросков одну очень классную фортепианную пьесу с минимумом нот. Прямо какая-то новая страница для меня. Странно, что я к ней не относился серьёзно. Всё же пора мне найти некий баланс между чрезмерной самокритикой в музыке и отсутствием таковой в поэзии. Быть может, вставлю это фортепианно-абстрактное нечто в концерт 23 ноября.
Быть может, основная трудность в написании такого монолитного цикла, как "Песни Соловья", заключается в том, что каждая следующая песня должна как бы вбирать в себя опыт всех предыдущих. В середине это ещё не так заметно, потому что так или иначе действует закон контрастного сопоставления, но заключительные номера подытоживают всё сказанное, и там приходится особенно тяжко. Сегодня вот, например, я в очередной уже раз "закончил" "Песни Соловья", потом сыграл всё целиком и выяснил, что заключительный номер опять "не катит". Он как бы приклеен из какого-то другого сочинения получается. А когда играешь его отдельно - как будто бы всё хорошо...
Вообще, фортепиано, конечно, жуткий инструмент. Извлечь хоть сколько-нибудь приличные звуки из этой самоиграйки архитрудно. Это вполне мог бы быть цикл для баритона с оркестром, тогда бы можно было сделать адекватное инструментальное сопровождение. Но мне хочется, чтобы это вообще хоть когда-нибудь прозвучало. Оркестр, во-первых, никогда бы это не сыграл, а во-вторых, я бы ещё столько же времени партитуру делал, а то и дольше. В-третьих, фортепиано я владею, а оркестром нет. Но если бы не необходимость написать нормальную партию для автоматической колотилки по струнам молотками, цикл был бы готов ещё года 2 назад - вся вокальная линия была написана уже тогда. Ох уж мне эти молоточки...
Вообще, фортепиано, конечно, жуткий инструмент. Извлечь хоть сколько-нибудь приличные звуки из этой самоиграйки архитрудно. Это вполне мог бы быть цикл для баритона с оркестром, тогда бы можно было сделать адекватное инструментальное сопровождение. Но мне хочется, чтобы это вообще хоть когда-нибудь прозвучало. Оркестр, во-первых, никогда бы это не сыграл, а во-вторых, я бы ещё столько же времени партитуру делал, а то и дольше. В-третьих, фортепиано я владею, а оркестром нет. Но если бы не необходимость написать нормальную партию для автоматической колотилки по струнам молотками, цикл был бы готов ещё года 2 назад - вся вокальная линия была написана уже тогда. Ох уж мне эти молоточки...
Устал грызть медвежатину.
Ставленник ануса умирает.
Ветреник веретеном оскоплен,
предательства не утаив от стали.
Изо дня в день такая канитель -
распалась, рассыпалась перегородка.
Матерь Божия, защити
от каркающего зимородка.
Ставленник ануса умирает.
Ветреник веретеном оскоплен,
предательства не утаив от стали.
Изо дня в день такая канитель -
распалась, рассыпалась перегородка.
Матерь Божия, защити
от каркающего зимородка.
суббота, 01 ноября 2008
Красота - это пытка. Чем больше её познаёшь, тем больше мучаешься от её проклятой недостижимости.
А люди зверились, зверились и изверились.
Буду сейчас говорить о трудноуловимых и малопонятных мне самому вещах, но очень, по-моему, важных... Есть люди, которые слышат музыку объёмными фигурами - пирамидами, овалами, цилиндрами, пересечениями плоскостей и векторов. Их не так мало. Думаю, в той или иной степени это свойственно каждому. Одним из первых мне открыл такой взгляд на вещи уважаемый Ю.Б.Абдоков на лекциях по истории оркестровых стилей. Его рассказ о том, как стеклянные шары маримбы бились о плоскость трубы, я запомнил на всю жизнь. Как и мысль, что категории объёма возникают там, где есть разнотембровость. Разная "толщина" тембров может восприниматься как острое или круглое, как вытянутое или сплющенное. Недавно мне пришло в голову развитие этой идеи, которой я хотел бы поделиться. Чем-то смахивающее на то, что я горделиво называл Оком, но всё же иное, потому что рассудочное, а не интуитивное. В Оке я, кстати, несколько разочаровался в последнее время, как ни дико это звучит... Те сложнейшие звуковые полотна, что я слышу, едва взглянув на какой-либо предмет, на поверку оказываются достаточно однообразными. Это, безусловно, некий хороший строительный материал, глина, из которой теоретически возможно что-то слепить, но... Ладно, это отдельный разговор. В любом случае это Божий дар, с которым я, вероятно, так и не научился ладить. Или, быть может, перестал со временем замечать, как он воздействует на всё, что я делаю.
Так вот, нынче придумалась мне вот какая штука. Можно строить музыкальную форму как взаимодействие различных трёхмерных объектов. Т.е., условно говоря, сначала представлять стеклянные шары, бьющиеся об плоскость, а уже потом реализовывать это в маримбе и трубе, или каким-либо иным образом. Представлять себе, как из плоскости медленно выдвигается, допустим, металлический цилиндр серого цвета, а на него налетают мелкие резиновые шарики, отскакивают от него, вращаются. Потом цилиндр начинает поворачиваться, а сверху на него начинает спускаться нечто округлое и аморфное, впитывая в себя вращающиеся шарики, и так далее. Быть может, примерно так Лигети создавал свои "Объёмы", "Атмосферы" и пр., Лигети в данном случае нельзя не упомянуть. Мне рассказывали, что примерно так учат гармонии в Польше - в категории образов, цветов и т.п. Поляки, правда, настолько этим увлеклись, что уже и в нотах рисуют предметы вместо нот, ошибочно полагаясь на композиторское мастерство исполнителя-импровизатора.
А вот о чём ещё можно подумать - так это о видеоклипах, которые можно таким образом сделать
Думаю, это был бы очень интересный опыт...
Второй момент примерно того же способа мысли пришёл в голову вчера, и это, боюсь, будет уже совсем невразумительно... Я как бы почувствовал, что искусство хорошо тогда, когда протыкает некую незримую преграду... Я ощущаю это как некую бумажную стену. Допустим, было одноголосие, потом вдруг добавился второй - продырявили бумагу. За которой всегда оказывается следующая. Написал Шопен прелюдию ля минор - ещё одна бумажная стена порвалась. Подолбил Лахенман две верхние ноты фортепиано, а с ними вдруг зазвучал некий разностный тон - ещё одно шило пронзило бумагу. И всё это некие однократные действия, бумагу потом не склеишь обратно. Есть почему-то искусство, пронизывающее предел возможного, и искусство, вполне довольствующееся имеющимся. Композиторы в целом стремятся к первому, им хочется быть первооткрывателями, хотя получается лишь у единиц. Слушатели в целом стремятся ко второму - им хочется окунуться в привычный мир (что тоже не так часто получается). Потому что для слушателей музыка - островок покоя в бурлящем мире, а для композитора - сам мир. Бытие, а не форма бегства от него. Война, скотобойня, лесоповал, землетрясение, наводнение, сотворение мира и Апокалипсис сразу. А не, скажем, разновидность джакузи...
А можно в желании непременно что-то проткнуть увидеть и фрейдизм... Тогда вполне очевидно, что мужская энергия творца, что называется, так и прёт, а женская энергия публики не имеет желания и возможности быть протыкаемой всеми и каждым, им потом плод этого соития в себе носить. Естественно, верный, надёжный, знакомый партнёр надёжнее непостоянного и каждый день ищущего новых мишеней для дырокола.
Ох, опасно думать о музыке в категориях объёма, такое иногда померещится...
Так вот, нынче придумалась мне вот какая штука. Можно строить музыкальную форму как взаимодействие различных трёхмерных объектов. Т.е., условно говоря, сначала представлять стеклянные шары, бьющиеся об плоскость, а уже потом реализовывать это в маримбе и трубе, или каким-либо иным образом. Представлять себе, как из плоскости медленно выдвигается, допустим, металлический цилиндр серого цвета, а на него налетают мелкие резиновые шарики, отскакивают от него, вращаются. Потом цилиндр начинает поворачиваться, а сверху на него начинает спускаться нечто округлое и аморфное, впитывая в себя вращающиеся шарики, и так далее. Быть может, примерно так Лигети создавал свои "Объёмы", "Атмосферы" и пр., Лигети в данном случае нельзя не упомянуть. Мне рассказывали, что примерно так учат гармонии в Польше - в категории образов, цветов и т.п. Поляки, правда, настолько этим увлеклись, что уже и в нотах рисуют предметы вместо нот, ошибочно полагаясь на композиторское мастерство исполнителя-импровизатора.
А вот о чём ещё можно подумать - так это о видеоклипах, которые можно таким образом сделать

Второй момент примерно того же способа мысли пришёл в голову вчера, и это, боюсь, будет уже совсем невразумительно... Я как бы почувствовал, что искусство хорошо тогда, когда протыкает некую незримую преграду... Я ощущаю это как некую бумажную стену. Допустим, было одноголосие, потом вдруг добавился второй - продырявили бумагу. За которой всегда оказывается следующая. Написал Шопен прелюдию ля минор - ещё одна бумажная стена порвалась. Подолбил Лахенман две верхние ноты фортепиано, а с ними вдруг зазвучал некий разностный тон - ещё одно шило пронзило бумагу. И всё это некие однократные действия, бумагу потом не склеишь обратно. Есть почему-то искусство, пронизывающее предел возможного, и искусство, вполне довольствующееся имеющимся. Композиторы в целом стремятся к первому, им хочется быть первооткрывателями, хотя получается лишь у единиц. Слушатели в целом стремятся ко второму - им хочется окунуться в привычный мир (что тоже не так часто получается). Потому что для слушателей музыка - островок покоя в бурлящем мире, а для композитора - сам мир. Бытие, а не форма бегства от него. Война, скотобойня, лесоповал, землетрясение, наводнение, сотворение мира и Апокалипсис сразу. А не, скажем, разновидность джакузи...
А можно в желании непременно что-то проткнуть увидеть и фрейдизм... Тогда вполне очевидно, что мужская энергия творца, что называется, так и прёт, а женская энергия публики не имеет желания и возможности быть протыкаемой всеми и каждым, им потом плод этого соития в себе носить. Естественно, верный, надёжный, знакомый партнёр надёжнее непостоянного и каждый день ищущего новых мишеней для дырокола.
Ох, опасно думать о музыке в категориях объёма, такое иногда померещится...
"Мне снятся собаки, мне снятся звери, мне снятся твари с глазами как лампы..." (И. Кормильцев)
Оказывается, и правда снятся.
Причём я помнил о том, что у меня был за спиной огромный двуручный меч от макушки до самой земли, с которым я мог бы победить одним ударом. Но при личной встрече с большим красноглазым псом он куда-то запропастился. А пёс был почти дружелюбен, мы даже беседовали. Он никуда не торопился, знал, что мне некуда бежать. В нём было спокойствие холоднее льда. И столь же холодная ненависть к человеческому роду, столь древняя и столь осознанная, что могла позволить себе быть терпеливой и вежливой. Ему доставляло некое безразличное удовольствие общаться с жертвой. А может, это было что-то вроде кодекса чести. Я знал, что если найти пропасть, можно его столкнуть в бездну, но мне попадались всё время лишь какие-то неглубокие ямы, в которые едва не падал я сам.
Похоже, И. Кормильцев явно не по наслышке знал врага... Да упокоит Господь его душу.
Оказывается, и правда снятся.
Причём я помнил о том, что у меня был за спиной огромный двуручный меч от макушки до самой земли, с которым я мог бы победить одним ударом. Но при личной встрече с большим красноглазым псом он куда-то запропастился. А пёс был почти дружелюбен, мы даже беседовали. Он никуда не торопился, знал, что мне некуда бежать. В нём было спокойствие холоднее льда. И столь же холодная ненависть к человеческому роду, столь древняя и столь осознанная, что могла позволить себе быть терпеливой и вежливой. Ему доставляло некое безразличное удовольствие общаться с жертвой. А может, это было что-то вроде кодекса чести. Я знал, что если найти пропасть, можно его столкнуть в бездну, но мне попадались всё время лишь какие-то неглубокие ямы, в которые едва не падал я сам.
Похоже, И. Кормильцев явно не по наслышке знал врага... Да упокоит Господь его душу.
пятница, 31 октября 2008
К сожалению, приходится констатировать, что публика разучилась слушать музыку. На всех концертах, на которых мне в последнее время приходилось быть, картина одна и та же. Звонки и беседы по мобильникам, хождение по залу туда-сюда, бесконечные разговоры шёпотом и даже в голос, шуршание пакетами и бумажками, активные телодвижения - всё это происходит непосредственно во время звучания академической музыки в консерватории, традиционно достаточно тихой. То же самое плюс вездесущий телевизор очень мешает слушать и сочинять музыку дома, но в зале-то, казалось, должно быть иначе. В результате присутствие моё в зале оказывается чисто символическим, потому что музыку я не слушаю - нет возможности. Сложно сказать, с какой целью приходят в зал шумящие люди, потому что кроме слушания музыки там, вообще говоря, заняться нечем. Вот и маются, бедные...
Существует, кстати, и живописный вандализм. Мы его можем видеть в наших музеях. Это когда картину вешают под стекло, а над ней предусмотрительно размещают лампу, чтобы посетитель, смотря на картину, видел не картину, а лампу или, чаще, множество ламп. Но если в музеях это делается сознательно и злонамеренно, и бороться здесь нужно с системой, то в концертных залах вандализм носит стихийный характер эпидемии, и бороться с ним нужно, мне кажется, детсадовско-школьными методами. Сажать учеников по одному за парту, то есть расставить стулья так далеко друг от друга, чтобы нельзя было общаться. Наказывать за нарушение тишины и запирать в чулане, то есть выводить шумящих людей из зала с помощью охраны и заносить в чёрный список, чтобы в следующий раз без личного разрешения администрации не впускать. Опаздывающих впускать строго по команде и маленькими группами, в порядке очереди. Нельзя допускать, чтобы между произведениями в зал вваливалось сразу 20 человек - они продолжают искать себе место и после того, как вновь зазвучала музыка. И обязательно надо помочь опоздавшим быстро найти себе место. И, конечно, недопустимо проводить концерты в не предназначенных для этого местах, например, в Малом зале консерватории. Если в зале ТАК СКРИПЯТ КРЕСЛА, его нужно закрывать на реконструкцию. Проводить в таком зале концерты неприлично и чревато судебными разбирательствами с требованием вернуть цену за билет. Ну, конечно, не с нашей судебной системой, но нельзя позволять этим пользоваться.
Единственное, с чем ничего нельзя сделать - кашель. Но кашля как раз в последнее время на концертах не слышно, его заглушают разговоры, скрипы и топот...
Существует, кстати, и живописный вандализм. Мы его можем видеть в наших музеях. Это когда картину вешают под стекло, а над ней предусмотрительно размещают лампу, чтобы посетитель, смотря на картину, видел не картину, а лампу или, чаще, множество ламп. Но если в музеях это делается сознательно и злонамеренно, и бороться здесь нужно с системой, то в концертных залах вандализм носит стихийный характер эпидемии, и бороться с ним нужно, мне кажется, детсадовско-школьными методами. Сажать учеников по одному за парту, то есть расставить стулья так далеко друг от друга, чтобы нельзя было общаться. Наказывать за нарушение тишины и запирать в чулане, то есть выводить шумящих людей из зала с помощью охраны и заносить в чёрный список, чтобы в следующий раз без личного разрешения администрации не впускать. Опаздывающих впускать строго по команде и маленькими группами, в порядке очереди. Нельзя допускать, чтобы между произведениями в зал вваливалось сразу 20 человек - они продолжают искать себе место и после того, как вновь зазвучала музыка. И обязательно надо помочь опоздавшим быстро найти себе место. И, конечно, недопустимо проводить концерты в не предназначенных для этого местах, например, в Малом зале консерватории. Если в зале ТАК СКРИПЯТ КРЕСЛА, его нужно закрывать на реконструкцию. Проводить в таком зале концерты неприлично и чревато судебными разбирательствами с требованием вернуть цену за билет. Ну, конечно, не с нашей судебной системой, но нельзя позволять этим пользоваться.
Единственное, с чем ничего нельзя сделать - кашель. Но кашля как раз в последнее время на концертах не слышно, его заглушают разговоры, скрипы и топот...
Сегодняшняя история из рассылки "Чудеса православия" меня поразила образом деревянного града на берегу озера: "Так и пришли мы к горному озеру.В наших местах есть небольшие горные озера красоты невиданной,но такого я не видела. Смотрю, а на противоположном берегу дома деревянные, рубленные и народ по чистым улицам в старинных русских нарядах.Все чистые светлые, и молодые и дети и старики."
Это же точь-в-точь Великий Китеж!!
Это же точь-в-точь Великий Китеж!!
Пора бы уже вернуться к моей любимой теме, а то совсем я забросил любимого композитора. В принципе, у меня в прошлом году наступил момент, когда я его, что называется, обслушался. Особенно запомнилась ночь в сидячем вагоне поезда Москва-Петербург, когда я зарядил подряд симфонии со 2-й по 9-ю. Это был, пожалуй, перебор. После этого было несколько неудачных попыток и большой перерыв. Вчера я решил попробовать послушать снова и на этот раз снова был потрясён. Не так давно я выложил примерно половину его симфоний в Интернет с постоянными и прямыми ссылками (хотя я решил отказаться от пиратства, в данном случае, как мне кажется, я действую в интересах рекламы и популяризации дисков с музыкой данного автора, которую до сих пор знают очень немногие), поэтому хочу ещё раз предложить вашему вниманию его 8-ю симфонию.
С течением времени у меня изменяются представления о том, с чего начинать знакомство с его музыкой человеку, который никогда не слышал ни одного сочинения шведского гения. То я предлагал слушать 7 симфонию, то 15, то 16, а то и вовсе альтовый концерт... 7-я симфония - самое популярное его сочинение, и один из наиболее предпочтительных вариантов. Но у 8-й есть большое преимущество - она в двух частях, и первая длится всего минут 20, тогда как в основном симфонии Петтерссона одночастные и около часа длиной.
Есть и ещё одна, более существенная причина, по которой я очень люблю именно эту симфонию, причина, по которой я слушал вчера именно её - это единственная его симфония, начинающаяся с очень красивой мелодии. Мелодии Петтерссона - это отдельная тема, почти в каждой его симфонии в тот или иной момент найдётся лирическая мелодическая линия удивительной и очень самобытной, ни на что не похожей красоты. Эти мелодии невозможно спутать с чем-либо иным, они живут по иным законам. Но возникают они обычно где-то в середине или даже в конце. Здесь же с самых первых звуков начинается эта невероятная, беззащитная и в то же время величественная лирика.
Allan Pettersson. Symphony 8, part 1
Мне эта музыка кажется одним из самых больших откровений, что были в искусстве XX века. Мне кажется, это зеркало эпохи даже в большей степени, чем симфонии Шостаковича. Шостакович тут в любом случае приходит на ум, потому что жил примерно в то же время и написал ровно столько же симфоний, да и по языку есть некоторые пересечения. В связи с этой медленной темой, торжественными статичными аккордами, неторопливостью, колоссальностью размеров и обилием медных духовых мне ещё часто Брукнер на память приходил. Но вчера я, слушая эту музыку, почему-то думал о Чайковском. Не он ли начал (с подачи Бетховена) это проникновение разработки в другие разделы формы? Не у него ли столь простые и сверхвыразительные лирические мелодии? (можно вспомнить нисходящую гамму из "Щелкунчика" или тему его 4-й симфонии и нисходящие гаммы у Петтерссона) Не он ли так любит вдруг шарахнуть каким-нибудь "мотивом судьбы"? Не у него ли музыка строится из наиболее примитивных элементов, которые странным образом складываются в предельно драматичные полотна? Ну, это так, лирическое отступление...
Маленькая биографическая справка. Густав Аллан Петтерссон родился 19 сентября 1911 года в маленьком шведском городке (чуть позже семья переехала в Стокгольм). Он был четвертым ребенком в семье, они жили в однокомнатной квартире на подвальном этаж, с крысами и насекомыми. Отец был пьющим кузнецом и часто бил жену и детей. В 12 лет Аллан Петтерссон купил на собственные деньги (заработанные от продажи марок) скрипку, за что был избит отцом. В 19 лет (1930) поступил в консерваторию как скрипач и альтист, учился там 9 лет (видимо, там совмещены училище и консерватория). В 1934 году начал писать музыку. Увлекался современной музыкой, участвовал в первом в Швеции исполнении "Лунного Пьеро" Шёнберга. С 1939 по 1950 год был концертирующим альтистом в Стокгольмском филармоническом оркестре. В 1951 он приезжает в Париж, где обучается композиции у Онеггера, Мийо и Лейбовица. Тогда же была написана 1-я симфония, которая осталась незаконченной и неопубликованной. Чуть позже написаны и исполнены 1-й скрипичный концерт и 2-я симфония. В 1953 году начинается страшная болезнь - полиартрит. Суставы постепенно становятся неподвижными. Так заканчивается карьера исполнителя. Вскоре он оказался прикован к постели и не мог даже писать ноты. 5-я симфония - последняя, которую он писал своей рукой, остальные он надиктовывал жене (слава Богу, что есть женщины). В 1970 году он был госпитализирован на 9 месяцев, тогда были начаты 10 и 11 симфонии. В дальнейшем они с женой жили на 4 этаже, что не давало ему возможности выходить из дома. Из соседних квартир всё время доносились звуки популярной музыки, по улице грохотали машины. Петтерссону приходят предложения написать оперу, но он отказывается, не видя возможности в данных обстоятельствах браться за новый для себя жанр. В 1975 году ему улыбается фортуна, он награждён несколькими призами за свою музыку, что позволило в 1976 году перебраться в другой дом, на 1-й этаж и с садиком во дворе, что, конечно, приносит радость. Быть может, в том числе благодаря этому появляется тот неземной свет в последней, 16-й симфонии, с солирующим саксофоном. Но ещё до этого, в 1978 (79?) году, обнаруживается новая болезнь - рак. Аллан Петтерссон успевает написать ещё Альтовый концерт и минут 10 от 17-й симфонии. Смерть наступила 20 июня 1980 года.
(мой вольный перевод этого текста)
О себе он говорил так:
"Я никакой не композитор. Я зовущий голос в пустыне, которому грозит утонуть в шуме времени."
P.S.: да, я до сих пор не определился, как правильно писать его фамилию по-русски. На официальном сайте написано "Аллан Петтерсон", с одной "с". Быть может, это и есть правильный вариант. Но я на всякий случай транскрибирую все буквы. Таким образом меня, в частности, находит Google по запросу латиницей.
P.P.S.: вторую часть 8-й симфонии и другие сочинения можно найти в моей теме на форуме "Классика". Другие записи на эту тему в моем дневнике можно найти по тэгу Pettersson.
С течением времени у меня изменяются представления о том, с чего начинать знакомство с его музыкой человеку, который никогда не слышал ни одного сочинения шведского гения. То я предлагал слушать 7 симфонию, то 15, то 16, а то и вовсе альтовый концерт... 7-я симфония - самое популярное его сочинение, и один из наиболее предпочтительных вариантов. Но у 8-й есть большое преимущество - она в двух частях, и первая длится всего минут 20, тогда как в основном симфонии Петтерссона одночастные и около часа длиной.
Есть и ещё одна, более существенная причина, по которой я очень люблю именно эту симфонию, причина, по которой я слушал вчера именно её - это единственная его симфония, начинающаяся с очень красивой мелодии. Мелодии Петтерссона - это отдельная тема, почти в каждой его симфонии в тот или иной момент найдётся лирическая мелодическая линия удивительной и очень самобытной, ни на что не похожей красоты. Эти мелодии невозможно спутать с чем-либо иным, они живут по иным законам. Но возникают они обычно где-то в середине или даже в конце. Здесь же с самых первых звуков начинается эта невероятная, беззащитная и в то же время величественная лирика.
Allan Pettersson. Symphony 8, part 1
Мне эта музыка кажется одним из самых больших откровений, что были в искусстве XX века. Мне кажется, это зеркало эпохи даже в большей степени, чем симфонии Шостаковича. Шостакович тут в любом случае приходит на ум, потому что жил примерно в то же время и написал ровно столько же симфоний, да и по языку есть некоторые пересечения. В связи с этой медленной темой, торжественными статичными аккордами, неторопливостью, колоссальностью размеров и обилием медных духовых мне ещё часто Брукнер на память приходил. Но вчера я, слушая эту музыку, почему-то думал о Чайковском. Не он ли начал (с подачи Бетховена) это проникновение разработки в другие разделы формы? Не у него ли столь простые и сверхвыразительные лирические мелодии? (можно вспомнить нисходящую гамму из "Щелкунчика" или тему его 4-й симфонии и нисходящие гаммы у Петтерссона) Не он ли так любит вдруг шарахнуть каким-нибудь "мотивом судьбы"? Не у него ли музыка строится из наиболее примитивных элементов, которые странным образом складываются в предельно драматичные полотна? Ну, это так, лирическое отступление...
Маленькая биографическая справка. Густав Аллан Петтерссон родился 19 сентября 1911 года в маленьком шведском городке (чуть позже семья переехала в Стокгольм). Он был четвертым ребенком в семье, они жили в однокомнатной квартире на подвальном этаж, с крысами и насекомыми. Отец был пьющим кузнецом и часто бил жену и детей. В 12 лет Аллан Петтерссон купил на собственные деньги (заработанные от продажи марок) скрипку, за что был избит отцом. В 19 лет (1930) поступил в консерваторию как скрипач и альтист, учился там 9 лет (видимо, там совмещены училище и консерватория). В 1934 году начал писать музыку. Увлекался современной музыкой, участвовал в первом в Швеции исполнении "Лунного Пьеро" Шёнберга. С 1939 по 1950 год был концертирующим альтистом в Стокгольмском филармоническом оркестре. В 1951 он приезжает в Париж, где обучается композиции у Онеггера, Мийо и Лейбовица. Тогда же была написана 1-я симфония, которая осталась незаконченной и неопубликованной. Чуть позже написаны и исполнены 1-й скрипичный концерт и 2-я симфония. В 1953 году начинается страшная болезнь - полиартрит. Суставы постепенно становятся неподвижными. Так заканчивается карьера исполнителя. Вскоре он оказался прикован к постели и не мог даже писать ноты. 5-я симфония - последняя, которую он писал своей рукой, остальные он надиктовывал жене (слава Богу, что есть женщины). В 1970 году он был госпитализирован на 9 месяцев, тогда были начаты 10 и 11 симфонии. В дальнейшем они с женой жили на 4 этаже, что не давало ему возможности выходить из дома. Из соседних квартир всё время доносились звуки популярной музыки, по улице грохотали машины. Петтерссону приходят предложения написать оперу, но он отказывается, не видя возможности в данных обстоятельствах браться за новый для себя жанр. В 1975 году ему улыбается фортуна, он награждён несколькими призами за свою музыку, что позволило в 1976 году перебраться в другой дом, на 1-й этаж и с садиком во дворе, что, конечно, приносит радость. Быть может, в том числе благодаря этому появляется тот неземной свет в последней, 16-й симфонии, с солирующим саксофоном. Но ещё до этого, в 1978 (79?) году, обнаруживается новая болезнь - рак. Аллан Петтерссон успевает написать ещё Альтовый концерт и минут 10 от 17-й симфонии. Смерть наступила 20 июня 1980 года.
(мой вольный перевод этого текста)
О себе он говорил так:
"Я никакой не композитор. Я зовущий голос в пустыне, которому грозит утонуть в шуме времени."
P.S.: да, я до сих пор не определился, как правильно писать его фамилию по-русски. На официальном сайте написано "Аллан Петтерсон", с одной "с". Быть может, это и есть правильный вариант. Но я на всякий случай транскрибирую все буквы. Таким образом меня, в частности, находит Google по запросу латиницей.
P.P.S.: вторую часть 8-й симфонии и другие сочинения можно найти в моей теме на форуме "Классика". Другие записи на эту тему в моем дневнике можно найти по тэгу Pettersson.
четверг, 30 октября 2008
Как же мало колоколов в нашей музыке... Нужно больше колоколов...
Друзья,
возможно, благодаря тому, что подписавшихся под письмом о помиловани Светланы Бахминой уже больше 74 тысяч - эта тема впервые будет обсуждаться на телевидении, в программе Владимира Соловьева "К барьеру". Эфир сегодня в 21-30 на канале НТВ. В поединке встретятся Валерия Новодворская (ЗА) и Мария Арбатова (ПРОТИВ).
Во время передачи идет голосование по телефону, и у вас будет возможность еще раз выразить свое мнение.
Кросс-пост приветствуется. Напомню, что открытое письмо о помиловании находится по адресу http:/bakhmina.ru
возможно, благодаря тому, что подписавшихся под письмом о помиловани Светланы Бахминой уже больше 74 тысяч - эта тема впервые будет обсуждаться на телевидении, в программе Владимира Соловьева "К барьеру". Эфир сегодня в 21-30 на канале НТВ. В поединке встретятся Валерия Новодворская (ЗА) и Мария Арбатова (ПРОТИВ).
Во время передачи идет голосование по телефону, и у вас будет возможность еще раз выразить свое мнение.
Кросс-пост приветствуется. Напомню, что открытое письмо о помиловании находится по адресу http:/bakhmina.ru
среда, 29 октября 2008
А я вот тут новую песню написал, прошу любить и жаловать.
В прошлый раз мне многие говорили, что песня нифига не гитарная, поэтому в этот раз я изначально взял в качестве аккомпанемента гитару (виртуальную). Правда, одной гитарой я всё-таки не обошёлся. 
Музыка
Слова
P.S.: не стреляйте в вокалиста - пою как умею :*)
P.P.S.: сделано целиком и полностью в Garageband, что бесплатно прилагается к Macintosh. Хорошая штука оказалась!


Музыка
Слова
P.S.: не стреляйте в вокалиста - пою как умею :*)
P.P.S.: сделано целиком и полностью в Garageband, что бесплатно прилагается к Macintosh. Хорошая штука оказалась!
понедельник, 27 октября 2008
Совершенство - такая мнимая вещь... Играл вот счас фугу b-moll из 1 тома ХТК Баха и думал - ну такая тема красивая, зачем было её 5-голосно излагать, зачем топтать сплетениями голосов, из-за которых она почти перестаёт быть слышна в той пронзительной беззащитности, что найдена в начале. Нет, наверное, если бы я её играл, я бы все голоса играл бы максимально тихо, чтобы не задавили тему. А потом думаю - а не в этом ли и смысл этой фуги, что толпа топчет одиночество, а потом через страдания разноголосица сплетается-таки в самом конце в единый на всех крест? Не в этом ли и трагизм, что та же тема в 5-голосии уже теряет свою индивидуальность, не в этом ли и надежда, что в конце из этого выплавляется некое новое качество, соединяющее различные голоса воедино? Или, быть может, Бах всё же просто соблазнился возможностью написать 5-голосную стретту и испортил тем гениальную тему, а я тут фантазирую и пытаюсь оправдать его из-за одного только пиетета перед именем? А имеет ли это значение?
Долгое размышление и самокопание на тему и около
Долгое размышление и самокопание на тему и около
Друзья, сегодня был невероятно душевный концерт к 80-летию Штокхаузена. Звучали сочинения "Вселенная", Klavierstücke VII-IX, "Процессии ангелов" и "Inori". Я, как всегда, до последнего боролся мысленно с чуждой мне религиозной составляющей этой музыки, ибо это эзотерика, экуменизм и Бог знает что ещё (Христос Михаэль - ничего себе так!), но "Inori" в исполнении нашего всеведущего М.Т.Проснякова меня добила - это была настоящая Молитва, несмотря на вездесущее число "13" и полную мешанину из различных религий мира. В кого бы и как бы ни верил Штокхаузен, но ТАК молитву в музыке не воплощал ещё никто. Потрясён до глубины души.
Да, и очень здорово были сыграны Клавирштюки, наконец-то их можно было послушать вживую. Играла молодая итальянка Ванесса Бенелли Мозель, регулярно и успешно посещающая курсы Штокхаузена в Кёртене (музыка Штокхаузена столь сложна, что без посещения этих курсов её и слушать-то проблематично, не то что исполнять). Когда она играла Klavierstück IX, я вспомнил слова Жана-Пьера Коло, пианиста ансамбля Recherche, который сказал, что для него это невероятно трагичное сочинение, едва ли не самая большая катастрофа среди фортепианных сочинений 20 века. Оно ведь, по сути, начинаетя с конца (это я уже от себя) - после этого аккорда уже ничего не может быть. И эти робкие хроматические шаги наверх - как босиком по стеклу. Как сквозь какой-то огонь и пепел продирается невероятно хрупкая музыка, и в самом конце чудом достигает какой-то хрустальной вершины неземной красоты. Удивительно, до чего велика концентрация душевных сил и музыкального материала в этих пьесах. Непостижимо, как с такой степенью концентрации можно было умудриться написать так много музыки.
Но "Inori" - это, конечно, превыше всего. Я, честно говоря, впервые слышал эту музыку и тем более видел (Михаил Трофимович исполнял партию мима - в этом сочинении она главная и невероятно сложная), и это настолько колоссально, что кажется мне сейчас едва ли не центральным и основным сочинением всего ушедшего века. И очень неожиданно было слышать столь мелодичную-гармоничную музыку от столь бескомпромиссного автора. И лирические полумелодии, и трезвучия-септаккорды там рождались из совсем другого источника, и даже будучи внешне идентичными романтическим, не слушались таковыми, они ощущались как бы заново родившимися, белыми, как снег или цветы вишни. Идентифицировать это с точки зрения национальных источников тоже невозможно - вроде бы и индийские инструменты и интонации, а в то же время европейские аккорды, инструменты, способ организации, и что-то ещё сверх того, не поддающееся классификации, единственное в своём роде. Сочинение кажется абсолютно идеальным во всех отношениях - уникальные тембровые открытия, совершенная форма, немыслимая степень концентрации внимания - 70 минут однообразной музыки пролетают незаметно, на одном дыхании. После концерта кто-то искренне сказал: "Да, непросто, наверное, выучить наизусть получасовую партию". А там ведь 72 минуты... И насколько иначе выглядит такой танец, чем любой другой! Абсолютное сочетание музыки и жеста, жест полностью следует за музыкой, вплоть до расслоения жестов на трёхголосие там, где музыка трёхголосна. При этом никакой надуманности, полное ощущение, что человек молится и даже не подозревает о твоём присутствии. Меня вот многие пытались убедить, что в современном балете рассинхронизация и вообще игнорирование танцем музыки - нормальное дело, что я просто устарел в своих взглядах. Но вот более чем современная музыка и - жесточайшая синхронизация тела и музыки, бОльшая, чем когда-либо. Да, конечно, это гораздо сложнее, чем просто делать любые движения под любую музыку, тут нужно партию учить полгода, и только 3 человека в мире могут это сделать, а партия так и остаётся единственной в своём роде. Но повод ли это опускать руки и не пытаться повторить и превзойти этот уникальный опыт?
Да, и очень здорово были сыграны Клавирштюки, наконец-то их можно было послушать вживую. Играла молодая итальянка Ванесса Бенелли Мозель, регулярно и успешно посещающая курсы Штокхаузена в Кёртене (музыка Штокхаузена столь сложна, что без посещения этих курсов её и слушать-то проблематично, не то что исполнять). Когда она играла Klavierstück IX, я вспомнил слова Жана-Пьера Коло, пианиста ансамбля Recherche, который сказал, что для него это невероятно трагичное сочинение, едва ли не самая большая катастрофа среди фортепианных сочинений 20 века. Оно ведь, по сути, начинаетя с конца (это я уже от себя) - после этого аккорда уже ничего не может быть. И эти робкие хроматические шаги наверх - как босиком по стеклу. Как сквозь какой-то огонь и пепел продирается невероятно хрупкая музыка, и в самом конце чудом достигает какой-то хрустальной вершины неземной красоты. Удивительно, до чего велика концентрация душевных сил и музыкального материала в этих пьесах. Непостижимо, как с такой степенью концентрации можно было умудриться написать так много музыки.
Но "Inori" - это, конечно, превыше всего. Я, честно говоря, впервые слышал эту музыку и тем более видел (Михаил Трофимович исполнял партию мима - в этом сочинении она главная и невероятно сложная), и это настолько колоссально, что кажется мне сейчас едва ли не центральным и основным сочинением всего ушедшего века. И очень неожиданно было слышать столь мелодичную-гармоничную музыку от столь бескомпромиссного автора. И лирические полумелодии, и трезвучия-септаккорды там рождались из совсем другого источника, и даже будучи внешне идентичными романтическим, не слушались таковыми, они ощущались как бы заново родившимися, белыми, как снег или цветы вишни. Идентифицировать это с точки зрения национальных источников тоже невозможно - вроде бы и индийские инструменты и интонации, а в то же время европейские аккорды, инструменты, способ организации, и что-то ещё сверх того, не поддающееся классификации, единственное в своём роде. Сочинение кажется абсолютно идеальным во всех отношениях - уникальные тембровые открытия, совершенная форма, немыслимая степень концентрации внимания - 70 минут однообразной музыки пролетают незаметно, на одном дыхании. После концерта кто-то искренне сказал: "Да, непросто, наверное, выучить наизусть получасовую партию". А там ведь 72 минуты... И насколько иначе выглядит такой танец, чем любой другой! Абсолютное сочетание музыки и жеста, жест полностью следует за музыкой, вплоть до расслоения жестов на трёхголосие там, где музыка трёхголосна. При этом никакой надуманности, полное ощущение, что человек молится и даже не подозревает о твоём присутствии. Меня вот многие пытались убедить, что в современном балете рассинхронизация и вообще игнорирование танцем музыки - нормальное дело, что я просто устарел в своих взглядах. Но вот более чем современная музыка и - жесточайшая синхронизация тела и музыки, бОльшая, чем когда-либо. Да, конечно, это гораздо сложнее, чем просто делать любые движения под любую музыку, тут нужно партию учить полгода, и только 3 человека в мире могут это сделать, а партия так и остаётся единственной в своём роде. Но повод ли это опускать руки и не пытаться повторить и превзойти этот уникальный опыт?
суббота, 25 октября 2008
by eivenu:
"Есть у нас дома звука для опытов со всевозможными звуками и получения их. Нам известны неведомые вам гармонии, создаваемые четвертями тонов и еще меньшими интервалами, и различные музыкальные инструменты, также вам неизвестные и зачастую звучащие более приятно, чем любой из ваших; есть у нас колокола и колокольчики с самым приятным звуком. Слабый звук мы умеем делать сильным и густым, а густой — ослабленным или пронзительным; и можем заставить дрожать и тремолировать звук, который зарождается цельным. Мы воспроизводим все звуки речи и голоса всех птиц и зверей. Есть у нас приборы, которые, будучи приложены к уху, весьма улучшают слух. Есть также различные диковинные искусственные эхо, которые повторяют звук многократно и как бы отбрасывают его, или же повторяют его громче, чем он был издан, выше или ниже тоном; а то еще заменяющие один звук другим. Нам известны также способы передавать звуки по трубам различных форм и на разные расстояния."
Фрэнсис Бэкон. "Новая Атлантида". 1624 год...
"Есть у нас дома звука для опытов со всевозможными звуками и получения их. Нам известны неведомые вам гармонии, создаваемые четвертями тонов и еще меньшими интервалами, и различные музыкальные инструменты, также вам неизвестные и зачастую звучащие более приятно, чем любой из ваших; есть у нас колокола и колокольчики с самым приятным звуком. Слабый звук мы умеем делать сильным и густым, а густой — ослабленным или пронзительным; и можем заставить дрожать и тремолировать звук, который зарождается цельным. Мы воспроизводим все звуки речи и голоса всех птиц и зверей. Есть у нас приборы, которые, будучи приложены к уху, весьма улучшают слух. Есть также различные диковинные искусственные эхо, которые повторяют звук многократно и как бы отбрасывают его, или же повторяют его громче, чем он был издан, выше или ниже тоном; а то еще заменяющие один звук другим. Нам известны также способы передавать звуки по трубам различных форм и на разные расстояния."
Фрэнсис Бэкон. "Новая Атлантида". 1624 год...
Присоединился к лейблу Fragilité.
Сергей Лобан и группа "СВОИ2000", подарившие нам фильм-символ "Пыль", снова делают кино. И планируют закончить к концу января. И там снова будет Петр Мамонов. Ура, товарищи!
miru-mir.ru/projects/project1/?page=1
miru-mir.ru/projects/project1/?page=1
пятница, 24 октября 2008
Хочу написать несколько слов не о Свете, как можно было бы подумать, а о свете в его вполне земном и осязаемом значении. Не знаю, может быть, у меня уже паранойя какая-то началась, но с недавнего времени я как-то плохо переношу электрическое освещение. Вплоть до светодиодов на технике, сигнализирующих, что они включены в розетку - темноту они весьма нарушают. Сегодня я впервые после долгого времени использовал по назначению канделябры на моём старинном пианино и писал "Песни Соловья" при свечах, выключив все остальные источники света. Должен сказать, это просто удивительное счастье. Душа как бы сама становится чище только от этой маленькой бытовой детали. В душе устанавливается мир, столь необходимой для молитвы, без которой нет творчества. Свечи чутко реагируют на каждое движение, поэтому стараешься не делать резких движений, чтобы не волновать их чрезмерно. Не так резко переворачивать листы тетради. Не так судорожно хватать карандаш. Не так яростно грохотать аккордами. А на музыку ведь влияет каждая мельчайшая мелочь, это воистину портрет души... Вот, бывает, перед парадной фотографией нам хочется причесаться, приодеться, улыбнуться - что-то подобное и здесь, только внутри, а не снаружи. Потому что потом карандашиком чирк - и зафиксирован ты в том, в чём был на тот момент, как есть. Потому и пишутся "Песни Соловья" уже пятый год, слишком высокую планку сам себе задал в этом плане... За каждую ноту настоящая, всамделишная война. Нам бы ордена выдавать за боевые заслуги.
Зато они волшебным образом возвращают меня ко мне же 19-летнему, более наивному и чистому.
Такая музыка, как у Баха, Моцарта, Шуберта, могла быть написана только при дневном свете и при свечах. Особенно при свечах. И, кстати, пером, а не карандашом (вот что ещё надо попробовать)... Не поэтому ли так контрастирует искусство и общество века XX со всем, что было до него?

Такая музыка, как у Баха, Моцарта, Шуберта, могла быть написана только при дневном свете и при свечах. Особенно при свечах. И, кстати, пером, а не карандашом (вот что ещё надо попробовать)... Не поэтому ли так контрастирует искусство и общество века XX со всем, что было до него?
четверг, 23 октября 2008
II фестиваль современной музыки " Новые горизонты"
Симфонический оркестр и солисты Маринского театра
Дирижер - Валерий Гергиев.
30 октября
Открытие фестиваля
- МЕССИАН. Вознесение.
- БУЛЕЗ. Четыре нотации.
- ЩЕДРИН. "Лолита" (2-е действие оперы).
31 октября
- КУРТАГ. Grabstein fur Stephan.
- ЛИГЕТИ. Концерт для скрипки с оркестром.
- БАРТОК. "Замок герцога Синяя Борода" (одноактная опера)
Банкет продолжается
Кажется, мне предстоит новое свидание с северной столицей. Ура!
А вот эта фраза из новостей особенно интригует: ""Четыре нотации" лидера послевоенного авангарда Пьера Булеза, приезд которого, кстати, ожидается на фестивале". ( www.classicalmusicnews.ru/anons/Lolita-na-goriz... )
Симфонический оркестр и солисты Маринского театра
Дирижер - Валерий Гергиев.
30 октября
Открытие фестиваля
- МЕССИАН. Вознесение.
- БУЛЕЗ. Четыре нотации.
- ЩЕДРИН. "Лолита" (2-е действие оперы).
31 октября
- КУРТАГ. Grabstein fur Stephan.
- ЛИГЕТИ. Концерт для скрипки с оркестром.
- БАРТОК. "Замок герцога Синяя Борода" (одноактная опера)
Банкет продолжается

А вот эта фраза из новостей особенно интригует: ""Четыре нотации" лидера послевоенного авангарда Пьера Булеза, приезд которого, кстати, ожидается на фестивале". ( www.classicalmusicnews.ru/anons/Lolita-na-goriz... )